Семейный альбом

Совет поступать именно в это училище дал мне доцент Суриковского института Шиповский Лев Николаевич. С ним я познакомился за несколько лет до этого, когда Лев Николаевич с группой студентов приезжал к нам в посёлок на пленэр. Он снимал у нас комнату, а студенты жили в школьном интернате. Вот 28 июля 1966 года я и приехал в Москву на Сретенку на предварительный просмотр работ. Но приехал рано, а просмотр начинался, как выяснилось, только с 12-ти часов. Пришлось прикорнуть на бульваре на скамеечке.
Председателем приёмной комиссии был замечательный художник Диденко Рафаил Андреевич, он и дал мне путёвку на экзамены. На время экзаменов пришлось снять квартиру: комнату в частном доме на Преображенке в бывшем селе Черкизово на улице с историческим названием «Зельев переулок». Экзамены прошли успешно, и меня зачислили на 1-й курс оформительского отделения. Надо ли говорить, что домой я вернулся триумфатором!
Первый курс был тяжёлым: приходилось оплачивать квартиру, покупать материалы, платить за проезд, на еду денег не хватало. Иногда выручала буфетчица тётя Зина. Она давала в долг обеды, а у себя записывала: «Чёрненький» - долг, «Рыженький», «Высокий». Но мы не унывали. Ночами делали эскизы композиций, рисовали наброски. По выходным осваивали Москву: выезжали на этюды в Новодевичий, Кусково, Царицыно, Коломенское. Ездили часто на «Аннушке» в Третьяковку, посещали другие музеи и выставки.
Учиться было интересно и никакие невзгоды не могли заслонить главного - учёбу. Рисунок у нас вёл с самого начала Виктор Афанасьевич Синёв, выпускник Пензенского училища и Рижской академии, ученик Горюшкина-Сорокопудова, фронтовик, лётчик гидросамолёта и водолаз Черноморского флота, замечательный человек и художник. Жаль, что рано ушёл из жизни в 1985 году. Живопись преподавали разные художники. Сначала акварель - Булгакова Матильда Михайловна. Требовала каждую неделю по семь домашних работ, что и помогло мне освоить акварель. Последние годы живопись преподавал Липкинд Эммануил Григорьевич. Очень интеллигентный человек, но живопись любил «мазистую» с эффектом, темпераментную. Композицию вёл сначала Яценко - мастер флорентийской мозаики, потом Тараканов (выпускник ВГИКа). Со второго курса и до конца работал с нами Малинковский Борис Николаевич. Выпускник училища и Строгановки, ученик С.Герасимова и Куприна. Он говорил, что находится во втором рукопожатии от К.Коровина, а мы, получалось, в третьем. Проживший сложную жизнь, рано осиротевший, Борис Николаевич не потерял доброты сердечной и чувства юмора. Он занимался с нами, как старший друг и наставник. Приглашал в мастерскую и показывал свои полиграфические работы, приглашал на день рождения всю группу в кафе, играл с нами в  футбол. В зимние каникулы Борис Николаевич приезжал ко мне на Родину. Мы посетили Суздаль, где он делал зарисовки для своей новой книги. И после училища Борис Николаевич нас, выпускников, собирал часто у себя и организовывал выставки. Мы до последних дней навещали его. Проводили Бориса Николаевича в последний путь в «Обыденной» церкви в Хамовниках в 2015 году.
Директором училища после А.И.Саханова  был В.И.ИлюхинУ Саханова наверху в фонде была мастерская и, помню, как он переезжал и выносил свои работы. Потом я с ним встречался ещё в доме творчества «Сенеж». Владимир Иванович Илюхин был фронтовик, офицер. Надо сказать, что тогда почти все педагоги были прошедшие войну ветераны и, мы относились к ним с пиететом. Это Д.И.Соколов, А.М.Дубинчик, Ю.Г.Седов, Р.К.Топуридзе, Ю.В.Каукин, С.Я.Лагутин, Э.Б.Миниович, В.И.Пастухов, А.Ф.Платов и другие.
Обстановка в училище было по-домашнему тёплая. В 1967 году меня избрали секретарём комсомольской организации училища. Помимо учёбы прибавилась общественная работа. Мы проводили вечера отдыха и творческие конкурсы. Провели вечер-встречу с поэтом С.Смирновым, состоялся вечер памяти поэта и художника Павла Радимова, пригласили с концертом гитариста Иванова-Крамского.
На практике работали в Историческом музее, оформляли музей в «Снегирях», оформили первый съезд студенческих отрядов во Дворце Съездов, помогали с оформлением московским школам и другим организациям. Ездили с экскурсией в Ростов Великий, с преподавателем физкультуры посетили Северный и Южный Кавказ. Выезжали на пленэр в Боровск и Суздаль, с преподавателем истории искусств А.З.Щедриной посетили все театры и музеи Ленинграда. Жизнь била ключом и всё было очень интересно.
Особо следует сказать о нашем завуче Журавлёвой Елизавете Васильевне. Для студентов она была «родной мамой». Елизавета Васильевна знала все проблемы и «болячки» каждого студента. Помимо работы завучем она преподавала рисунок и живопись, «шефствовала» над учащимися, была для них наставником и помощником. «Подкидывала» нам телефончики на различные работы, которые помогали выжить. Жизнью Елизаветы Васильевны в течение 50 лет было училище и она осталась символом училища за эти годы. Самым молодым педагогом был Воронцов Д.А. После окончания училища он остался в нём преподавать. А самыми возрастными были: Соколов Д.И., Седова Е.Д. (мама Ю.Г. Седова, с которым я потом встретился в Строгановке), М.В. Добросердов, А.Ф. Платов и С.Я. Лагутин. Это художники старой школы, иногда дореволюционной, а некоторые даже европейской. Преемственность была налицо, и мы этим гордились.
Годы учёбы в знаменитом училище МОХУ остались для меня лучшими годами в моей жизни. Училище и педагогов я вспоминаю с ностальгией и благодарностью.

Я, Негматов Салават Изадович, 1949 года рождения. Годы учёбы с 1968 года по 1973 год. Окончил оформительское отделение под руководством Бориса Николаевича Малинковского.
До поступления в училище я жил и учился в старинном городе Бухаре. Никаких специальных художественных школ и кружковне посещал. Я знакомился с художниками, которые приезжали в Бухару, и вместе с ними ходил на этюды. Многие из них советовали мне ехать в Москву поступать именно в Училище памяти 1905 года. Что я и сделал в 1968 году. Экзамены по специальности я сдал хорошо. На следующем экзамене по русскому языку получил двойку. Я забрал документы и ещё неделю походил по Москве, музеям, выставкам, галереям.

Перед отъездом домой решил зайти в Постпредство Узбекской ССР попрощаться и поблагодарить за то, они помогли мне с жильём на время сдачи экзаменов. Они с теплотой отнеслись ко мне и даже позвонили директору нашего училища Владимиру Ивановичу Илюхину, чтобы сделали снисхождение, поскольку тягаться с москвичами по русскому языку я не мог. Владимир Иванович посмотрел мои экзаменационные результаты по специальностям, велел подъехать и обратно сдать документы. Меня зачислили кандидатом в студенты. И таким образом я стал студентом нашего родного Училища.

Я поступил на педагогическое отделение. По рисунку у нас преподавателем была Журавлева Елизавета Васильевна. Я работал буквально день и ночь. Естественно Елизавета Васильевна видя мои старания, уже в сентябре способствовала зачислению меня в основной состав студентов и с сентября я получил стипендию.

Годы учёбы в училище я считаю самыми счастливыми годами своей жизни. Всё, что я приобрёл, чему научился – все благодаря нашему училищу.

В моей студенческой жизни был эпизод, когда я по просьбе Юрия Георгиевича Седова (сына Елены Дмитриевны Седовой) жил некоторое время на квартире у Елены Дмитриевны. С теплотой и благодарностью вспоминаю доброту и заботливость Елены Дмитриевны ко мне.
 Ярчайшими воспоминаниями остаются поход в Сьяновские пещеры с большой группой студентов нашего МАХУ под руководством Юрия Васильевича Каунова, а так же поездка на Азовское море перед дипломной работой. Поход с Юрием Васильевичем на косу к рыбакам, которые ловили азовскую рыбу на «кремлевский стол» (как они говорили). Навсегда я запомнил поездку на практику по истории искусств в Ленинградский Эрмитаж под руководством незабвенной Авроры Заловны Щедриной. Практика проходила в то время, когда были белые ночи. Архитектура Ленинграда, дворцы Петергофа – все это оставило во мне неизгладимое впечатление.

Я благодарен судьбе, что она подарила мне московский период жизни и учебу в нашем родном училище памяти 1905 года. Вот уже прошло 52 года, а в памяти свежи воспоминания о наших замечательных преподавателях и руководителях нашего училища: Владимире Ивановиче Илюхине, Елизавете Васильевне Журавлевой, Александре Ивановиче Саханове, Борисе Николаевиче Малинковском, Михаиле Федоровиче Петрове, Осипе Абрамовиче Авсияне, Авроре Заловне Щедриной и многих других. Они были для меня не только учителями, но настоящими друзьями.

Хочется пожелать, чтобы наше училище ещё многие годы сохраняло традиции, заложенные плеядой замечательных художников-педагогов и пополняло ряды высокопрофессиональных художников.

После окончания училища я был направлен по комсомольской путёвке в г. Набережные Челны на Всесоюзную комсомольскую стройку КАМАЗ. Многие годы проработал в Управлении архитектуры и градостроительства художником-проектировщиком.

В настоящее время проживаю в г Казани. Продолжаю творчески работать. Являюсь членом Союза художников России и Татарстана.

Говорить о студенческих годах и МАХУ, я могу бесконечно. Много интересного, смешного, трогательного было связано с МАХУ...  С благодарностью вспоминаю всех педагогов и сотрудников МАХУ, старые стены на Сретенке...   

В 8 классе 616 школы Зеленограда, я несколько месяцев занимался в школьной изостудии, руководил которой Вадим Дмитриевич Павлинов - учитель рисования и черчения, выпускник худграфа МГПИ. В своё время, он пытался поступать в МОХУ памяти 1905 года, но не поступив, закончил Педагогический институт. Я успел сделать четыре акварельных натюрморта и четыре натюрморта углём. Вадим Дмитриевич сказал: «Попробуй поступить в Училище 1905 года, поступить ты не поступишь, но хоть попробуешь...». В 1969 году у меня был выбор: поступать в художественное училище или идти помощником рулевого в Варну в Болгарию на флагманском корабле «Москва» от Московского клуба юных моряков, речников и полярников (я создал в школе Клуб юных моряков, ставший филиалом Московского Клуба).

Чтобы не идти поступать одному в училище, я позанимался с братом и предложил ему поступать вместе (брат старше меня на полтора года, я с 1954, а он с 1952 года. После 8 класса брат Юрий закончил ПТУ по специальности токарь-универсал). Он сделал несколько акварельных натюрмортов и несколько рисунков натюрмортов углём. С этим мы и поехали на предварительный просмотр. Отстояв длинную очередь абитуриентов, вошли и разложили натюрморты. Нам повезло - в приёмной комиссии работал Осип Абрамович Авсиян, заведующий кафедрой композиции МХУ. Не знаю, что увидел Осип Абрамович в нас или в наших натюрмортах, но он допустил нас с братом до вступительных экзаменов, хотя мы приехали совсем без композиций. На встрече поступающих, которую проводил Дмитрий Андреевич Воронцов, я впервые увидел и познакомился со своей будущей второй женой, Лерой Воробьёвой, которая поступала после 8 класса. Я решил поступать на реставрационное отделение. Специальные предметы с братом, мы сдали одинаково: рисунки пять, живопись четыре, композиция пять. По общеобразовательным предметам у меня оценки были выше и я поступил, у брата оценки были хуже и он не прошёл. Лера Воробьёва, тоже не добрала баллов и не поступила. Они поступали на следующий, 1970 год. Я пошёл работать на вступительных экзаменах, чтобы как-то помочь. За работу на вступительных экзаменах, получил абонемент на Московский Международный кинофестиваль. Брат Юрий и Лера поступили. На лестнице МХУ мы с Лерой встретили Евгению Иосифовну Гохберг, которая спросила Леру, почему она не сказала, что Лерина старшая сестра Инна Воробьёва закончила театральное отделение МХУ в 1969 году, мы бы сразу приняли тебя (Инна Воробьёва училась вместе с Александром Саушиным, старший брат, которого Николай тоже закончил МХУ и поступил во ВГИК, на художника постановщика, где 45 лет преподавал их отец. Александр Саушин поступил после театрального отделения МХУ, вместе с Инной Воробьёвой в ГИТИС, на режиссёрское отделение, на курс Сергея Образцова. Закончив ГИТИС, Инна Воробьёва много лет работала в кукольном, мультипликационном Объединении «Экран» режиссёром-постановщиком и художником-постановщиком, создав множество прекрасных кукольных мультфильмов).
У моего старшего брата, Юрия, после поступления, возникла проблема, ему надо было отработать два года на заводе токарем. Юрист посоветовала нам обратиться в комиссию по делам несовершеннолетних. Брату ещё не исполнилось 18 лет. Комиссия разрешила ему учиться в МХУ, не отрабатывая, по закону положенные два года на заводе. Нас с братом в училище путали, хотя мы с ним совершенно непохожи, разве только тембром голоса. Меня считали старшим, а его младшим. Иногда меня вызывала Елизавета Васильевна, прося увезти брата домой, он быстро хмелел. Отсрочка от армии в МХУ была до 20 лет. Брат после второго курса отслужил в космических войсках под Симферополем. Он входил в один из дублирующих экипажей водителей лунохода. Рядом с их частью был оборудован «Лунодром». После демобилизации,  брату предлагали продолжить службу на корабле Центра Управления и связи «Юрий Гагарин», но брат вернулся на третий курс МХУ.

Когда Папа узнал, что я поступил в художественное училище, он отвёл меня в ателье, где старый мастер сшил мне костюм. Было интересно ходить пару раз на примерки. В группе я был самый молодой, но Елизавета Васильевна назначила меня заместителем старосты группы, впрочем, как и в школе, моя первая учительница, назначила меня сразу старостой класса. Наверное это карма, каждый раз вступая в творческий союз, сначала в Горком графиков, потом в союз художников, союз журналистов и другие меня выбирали: либо в выставком, либо в руководство, профкома, секции, комитета.

Вечер первокурсника в 1969 году проходил на двухпалубном теплоходе, на воде. Лев Алимов, промграфик, ныне почётный академик РАХ, попросил меня пронести на теплоход сумку с алкогольными напитками, справедливо полагая, что меня, первокурсника, проверять не будут. Кембридж «Ливерпульский», гениальный Бритиков, ходил по перилам верхней палубы, было весело! Самая смешная история была с Бритиковым. Её с упоением рассказывали студентам, не заставшим его. Мы были практически очевидцами. Было это в начале Сретенского бульвара, ещё до установки памятника Крупской.Кембридж «Ливерпульский» купил несколько пирожных картошка. Взяв газетку, он разложил на ней пирожные горочкой и присел над ней, сняв штаны. Подошёл милиционер, грозно сказав: «Что вы здесь делаете? Вы нарушаете порядок в общественном месте!». Кембридж вскочил, натянул штаны и начал судорожно поедать пирожные. Бедного милиционера вырвало. Вообще это был уникальный персонаж. Он прошёл по крутым перилам МХУ, возил по коридорам за собой детскую машинку на верёвочке. Его несколько раз отчисляли. Трогательно было наблюдать когда приезжали его родители к директору с просьбой его восстановить. Его мама, деревенская женщина в платочке и с небольшим узелком в котором были молоко, яички, овощи. Скромный гостинец директору МХУ...

 Рисунку учил заслуженный деятель культуры, заведующий кафедрой композиции, Авсиян Осип Абрамович, который звал меня «маэстро». Только потом, я узнал, что так, Авсиян называл любимого ученика (ученицу). Очень благодарен любимому учителю, Осипу Абрамовичу Авсияну. Рисовали натурщика, позировавшего В.И.Мухиной для скульптуры «Рабочий и Колхозница» (И.С.Басанько). Чтобы раньше начать рисовать обнажённую модель, ходил на дополнительные занятия по рисунку и наброскам. С теплом вспоминаю знаменитую натурщицу Валю. Рисунком мы занимались в смежных аудиториях, объединённых аркой с промграфиками, где Седов Юрий Георгиевич просил молодого Андрея Карманова подойти и пощупать бедро натурщицы Вали, чтобы ощутить линию перелома формы, вгоняя его в краску.
На первом курсе живописи учился у старейшего педагога Седовой Елены Дмитриевны. Потрясали её рассказы, в промежутках лёгкой дрёмы, о классиках, у которых она училась. С ней была замечательная летняя практика в Останкино, в храмах и на площадях Кремля, закалившая и научившая нас не реагировать на советы зрителей. На втором курсе живописи учился у Карпушина Юрия Митрофановича, с которым были на летней практике в Боровске. После этой практики меня, заместителя старосты группы, впрочем, как и старосту, Лёню Овасапова, сняли с должностей за ночные гулянки, любовь к девушкам и вину. Вспоминается натюрморт с трёхлитровой банкой пива и варёными раками, который мы коллективно уничтожали, чтобы купить и поставить на следующем занятии такой же. На третьем курсе занятия по живописи вёл Илюхин Владимир Иванович - директор МХУ. Увидев меня на занятиях через пару недель после начала семестра, лихо пишущим мастихином на куске оргалита фигуру в интерьере, Владимир Иванович спросил у старосты группы Валеры Секрета, ныне заслуженного художника России, всегда ли я так пишу? Валера сказал, что всегда, когда прихожу. У меня на втором курсе погиб отец, маме было трудно с двумя студентами, денег на краски и холсты не хватало, приходилось прогуливать. На просмотре за живопись хотели поставить пять, но поставили четыре из-за малого количества работ, впрочем это не повлияло на предложение дать мне направление в Суриковский институт после защиты диплома (им я не воспользовался и пошёл служить в армию).

Композиции на первом курсе учил Петров Михаил Федорович - заслуженный художник России, художник кино и книжный график. Было приятно, когда Михаил Федорович попросил подарить ему декоративную работу из медной полосы и цветного стекла «Кот в сапогах». Классным руководителем нашей группы был заведующий кафедрой композиции Малинковский Борис Николаевич - книжный график, учивший нас композиции, жизни и игре в шахматы, с которым мы защищали преддипломные и дипломные проекты. Всё, чему я научился в профессии, во многом его заслуга. После окончания МХУ в 1973 году, Елизавета Васильевна предлагала, по просьбе Авсияна и Малинковского, остаться преподавать композицию на первом курсе и пойти учиться на вечернее отделение Педагогического института, как в своё время сделал Д.А.Воронцов, который остался преподавать живопись, учась на вечернем отделении Педагогического. Я отказался, сказав, что безбородым не могу учить бородатых студентов.
Благодарен педагогу по пластической анатомии художнику В.А. Конягину, ныне здравствующему ветерану ВОВ.

Любовь к искусству прививали старший научный сотрудник Пушкинского музея Тяжелов Венедикт Николаевич, добрый библиотекарь Лина Рудольфовна.
Жизни учили: Елизавета Васильевна Журавлёва, Евгения Иосифовна, Аделина Вячеславовна, Агриппина Ивановна...

С благодарностью вспоминаю заместителя директора Каунова Юрия Васильевича - горного спасателя, спелеолога, учителя физкультуры, с которым прошагал многие километры в горах и пещерах. Путешествия с Юрием Васильевичем невозможно забыть. Взглянув на мою тонкую фигуру, Юрий Васильевич не захотел меня брать в поездку на в зимние каникулы с лыжами в Карпаты, но девочки из нашей группы О-73 его уговорили. Взяли напрокат лыжи с ботинками, собрали рюкзаки, спальники, палатки. Каунов распределил котлы, провизию, палатки, снаряжение. В Киеве Юрий Васильевич Каунов, организовал экскурсии: на кондитерскую фабрику и колбасный завод. Опытные работники долго водили нас по линиям с карамелью, вафлями и только потом, нас, изрядно наевшихся сладостей, привели в шоколадный цех. В Киеве я смог на спор, несмотря на мою тонкую фигуру, съесть целиком киевский торт. На колбасном заводе, девочки подняли дикий визг, увидев пробегающую по большому поддону, для фарша крысу...

Приехав в Мукачево, увидели зелёную траву, за снегом надо было идти в горы. Отправились вверх по маршруту, успев попробовать горячий глинтвейн. Останавливались в школах и деревенских клубах. В одном школьном спортзале, Юрий Васильевич опустил волейбольную сетку до пола и лёг в своём спальнике, как пограничник по центру, распределив мальчиков и девочек с разных сторон. Но мы с Юрой Лютером границу нарушили. Поход в горы за снегом был долгий и часто под дождём. Решив разнообразить наше меню, Юрий Васильевич купил в одном селе барашка, выбрав самого упитанного. Несколько километров мы его гнали под дождём, по горам, до следующей стоянки. Когда Юрий Васильевич его заколол и разделал, барашек оказался не барашком, а овечкой с барашком внутри. Девочки отказались от жареного мяса. Многие говорили потом, что долго не могли есть мясо...

Снег в горах мы нашли и встали на лыжи. В график похода мы не укладывались, однажды спускались на лыжах с горы в полной темноте. Съехав вниз, обессиленные повалились на снег, вдруг вышла луна и осветила кресты и могилы, среди которых мы разлеглись.
На маршруте магазинов с вином не было и Юрий Васильевич Каунов, отправился на поезде с паровозом, в Мукачево за вином, взяв с собой нас с Юрой Лютером. Как альпинисту-горноспасателю Каунову в горах проезд был бесплатный, а мы ехали зайцами. Юрий Васильевич сказал, что если мы попадёмся контроллерам, он нас не знает.
Юрий Васильевич Каунов привёл нас в женский монастырь. Правда монашек мы не видели, только тени за стеклянной дверью. Мать настоятельница отвела нас в подвал, где угостила вином, очень многолетней выдержки из дубового сундука, доставая серебряной ложкой вино, в консистенции мармелада.

 Спустившись с гор, мы шли по ночному Мукачево, усталые, навьюченные рюкзаками и лыжами, по обеим сторонам дороги, до вокзала, зажигая фальшвееры, освещающие всё вокруг; а по центру дороги шёл Юрий Васильевич Каунов, выписывая сложные зигзаги и посасывая вино из мундштука надувной подушки, притороченной сверху рюкзака, заботливо заправленной вином.

Запомнилась летняя искусствоведческая практика в Ленинграде, вместе с промграфиками, с прекрасным искусствоведом, Щедриной Авророй Заловной. Походы по музеям, театрам и чудесные исторические анекдоты Авроры Заловны -  незабываемы. Мы жили в спортзале Института театра, кино и балета, в котором были два входа, с мужской и женской половин общежития. Однажды стайка балерин в трико впорхнула в спортзал, где стояли раскладушки и сидели бородатые мужики в трусах, девушки с визгом бросилась обратно.
Благодарен военруку, который не отправил меня служить майским спецнабором после защиты диплома картографом в Генштаб, с первой формой допуска, как большинство выпускников МХУ. Я договорился в своём военкомате о службе при клубе в зенитно-ракетном полку рядом с домом в Зеленограде. Надеялся легко отслужить с третьей формой допуска, так как на каждого жителя Зеленограда оформлялся допуск по третьей форме. Но, от судьбы не уйдёшь, на сборном пункте оказался полный тёзка, с которым нас перепутали. Волею судьбы я попал на должность прапорщика заведующим чертёжным бюро оперативного отдела штаба 6 корпуса ПВО ОН с первой формой допуска и был «невыездным» до 1990 года.

Борис Николаевич Малинковский всегда режиссировал процесс защиты дипломных проектов. Сначала ставил сильный проект, затем остальные, следя за тем, чтобы интерес зрителей возрастал и в конце - самый интересный проект. Меня он оставил напоследок, впрочем, как и моего брата в 1976 году. Мой проект был комплексом разнообразных детский площадок из нескольких модульных бетонных элементов и металлических деталей. Борис Николаевич, попросил принести на защиту диплома и преддипломный проект. Это был проект детской площадкой с каруселью в центре, сложным рельефом и металлическими элементами абстрактных животных. Я добавил аппликацию из тюля, в сочетании с рисунком цветными карандашами.   Дипломный проект я решил сделать с аппликацией из ткани. Нашёл ткань с одинаковым рисунком и шестью разными расцветками. На шести планшетах растительность я сделал тканевой аппликацией, дорисовав карандашом и гуашью элементы конструкций. Из модульных бетонных элементов собирались разные животные, с добавлением металлических элементов. Можно было смонтировать несколько детских площадок. Дипломный проект понравился, председатель дипломной комиссии, профессору Суриковского института Артамонову. Приятно было видеть свой диплом на Юбилейной к 50-летию МХУ выставке в 1975 году. Празднование было в ЦДРИ. Первокурсницы встречали гостей в красных, революционных косынках. Была выставка лучших дипломов и работ педагогов. На этой выставке я впервые увидел замечательную живопись Елизаветы Васильевны Журавлёвой. Торжественная часть прошла в зале, а потом мы сидели в ресторане «Три подковы», вместе с педагогами и выпускниками разных лет. Я сидел за одним столом с Евгением Шукаевым. Рекламный букет сделала одногруппница моего брата Ира, мой вариант Елизавета Васильевна сочла слишком авангардным.

Мой брат, Юрий Сафонов защищался у Бориса Николаевича Малинковского в 1976 году. В это время я работал в рекламе со свободным графиком и неделями торчал в мастерской МХУ, где группа брата работала над дипломными проектами. Юрий выбрал тему передвижной выставки, посвящённой Великим открытиям. Я посоветовал сделать ему проект чёрно-белым с небольшим добавлением золота. Ограниченное полукруглыми белыми стенами пространство сэкспозиционными конструкциями с графичными рисунками парусных кораблей, карт, исторических сюжетов, стеклянными шарами на подставках с моделями парусников, шахматным полом и чёрноым звёздным небом создавали торжественное ощущение. Перспектива состояла из четырёх планшетов и, когда брат стал в произвольном порядке менять местами эти планшеты, начали возникать другие варианты интерьера выставки разной площади. Это повергло зрителей в шок. Выставка была передвижная и могла размещаться в помещениях разной площади. Когда брату предложили распределиться на Дальний Восток, он не отказался. Но потом передумал. Пришлось нам идти к Елизавете Васильевне и просить распределить Юру в Москву, рассказывая, что он собрался жениться и невеста не выдержит разлуки. Брата распределили оформителем на Московский завод «Калибр». Позже Юрий работал в журналах, оформлял и иллюстрировал книги. Работал главным художником журнала «Северные просторы», создав новый логотип журнала. Некоторые книги мы иллюстрировали вместе.

Название училища менялось с годами. Было: Московское областное художественное училище памяти 1905 года. Из выпускников училища сформировалась основа и руководство Областного союза художников. Обычное восклицание выпускников: «Я тебя с тысяча девятьсот пятого года помню!», ставило случайных прохожих в тупик, не понимающих, кто перед ними, то ли, ветераны Русско-Японской войны, то ли, участники первой русской революции?
После окончания училища мы продолжали общаться с друзьями, одногруппникам, однокашниками, встречались с педагогами, заезжая в училище, встречались на выставках, в мастерской Малинковского Бориса Николаевича, отмечая его день рождения. Большинство наших выпускников, завели аккаунты в Фейсбуке, Инстаграме, Оля Бай создала группу в Фейсбуке «МХУ памяти 1905 года. Воспоминания». Потом добавились подгруппы: «Худсовет» и «Дела семейные», так как семейные пары образовывались в МХУ часто. Оля тоже вышла замуж за Володю Бай. Оля была знакома с моей супругой, Лерой Воробьёвой, ещё по художественной школе на Кропоткинской, как и с её старшей сестрой Инной Воробьёвой. В группе было несколько сотен выпускников училища. Это позволяло общаться в мессенджере, следить за творчеством друзей, выкладывающих свои работы. Приглашать на выставки. Объявлять большой сбор по поводу приезда выпускников из других городов и стран. Мы собирались в ресторане «Грабли» на Пятницкой несколько раз большими компаниями по случаю приезда Салавата Негматова О-73 из Набережных Челнов, Миши Соломонова Г-73 с женой из ФРГ. Собирались выпускники разных лет, виртуально передружившиеся за эти годы. Саша Парол, Игорь Смирнов и остальные сдвинув столы в «Граблях» отмечая встречу могли мощно спеть хором, вызывая интерес остальных посетителей. Собирались на юбилейных мероприятиях в ЦДРИ, в 1975 году, в 1980 году. Собирались на юбилейной выставке к 90-летию МГАХУ памяти 1905 года, на Кузнецком мосту, 20. После каждой встречи большинство участников выкладывали фото и видео отчёты. Встречались на коллективных и персональных выставках друзей. На своей персональной выставке, Юра Богачев, рассказывал мне, что педагоги по композиции и книжной графике приносили мои книжные и журнальные обложки и иллюстрации в качестве примера на занятиях по композиции в Полиграфическом, когда Юра там учился. Сергей Колокольчиков организовывал выставку юбилейную в ЦДХ, где был накрыт стол и собралось очень много выпускников МАХУ. Трудно было узнать изменившихся друзей с бородами, лысинами, раздавшимися вширь... Потом многие выложили фото и видео этого события. Собирались в МАХУ на юбилеях, выставках педагогов. Очень много материалов накопилось в группе «МХУ памяти 1905 года. Воспоминания». Жаль, что Фейсбук, ополчился на Россию и на русских... Многие выпускники имеют аккаунты в Одноклассниках и ВКонтакте. Многие ученики разных лет приехали проводить в последний путь Бориса Николаевича Малинковского, были на его выставке в ЦДРИ, организованной его дочерьми, смогли купить, изданную ими книгу «Палитра Бориса Малинковского». Виртуальная жизнь не заменяет собой реальную, но позволяет общаться выпускникам в режиме реального времени. Есть и группа «МХУ памяти 1905 года» ВКонтакте. Правда здесь гораздо меньше участников. Греет душу, когда более молодые художники, добавляясь в друзья, пишут: что я вырос на ваших иллюстрациях...

В своё время я предлагал Оле Бай, кроме группы в Фейсбуке , учредить «Международную Ассоциацию Выпускников Московского Академического Художественного Училища Памяти 1905 года». Правда,  возраст, дети, здоровье, не позволили нам потянуть этот проект, но может молодые выпускники, к 100-летнему юбилею родного училища, смогут это сделать. Почему международный, часть выпускников живёт и работает в разных, бывших союзных республиках, в странах ближнего и дальнего зарубежья. Лев Алимов, почётный академик РАХ, в Беларусии, Миша Соломонов, Саша Стрельников в Германии, много выпускников в Израиле и других странах. Эту ассоциацию можно учредить на правах творческого союза. Такая ассоциация может функционировать как например, Творческий Союз «Фотоискусство», полностью виртуально. С оплатой вступительных и членских взносов, с созданием сайта, рассылкой удостоверений, с базой и юридическим адресом в училище.

Всё меньше остаётся нас, тех, кто помнит костры во дворе старого здания МАХУ, в которых горели: холсты, подрамники, планшеты, картонки, рисунки, макеты декораций, архитектура малых форм, не забранные из мастерских после окончания каждого семестра. Уже и старые выпускники не все помнят: как мы фиксировали холсты и планшеты на больших мольберта с помощью табуреток. Трудно представить молодёжи сложно закрученные огромные очереди в Сретенских переулках поступающих на предварительных просмотрах. Как любил повторять на встречах с поступающими, Дмитрий Андреевич Воронцов: «Нас было много на челне...».

Нашу летнюю практику в Боровске в 1971 году проводил Юрий Митрофанович Карпушин. Мы, как всегда были с параллельной группой Г-73. Мальчики жили под сводами старой монашеской кельи, что впрочем, не сделало нас монахами. Как всегда, мы пустились во все тяжкие; или как в «Гаргантюа и Пантагрюэле», мы наслаждались жизнью, любили девушек и вино. С одной стороны, это нас выручало, когда деньги уходили на вино, девушки, поварихи, из местной столовой, с ответной любовью, подкладывали нам в тарелки только с оплаченным гарниром: котлетки, сосиски, рыбу, печёнку... Зареченским ребятам не нравилось, что местные девчата больше внимания уделяют нам. Они пытались решить эту проблему грубой силой, «забив нам стрелку» на мосту, как говорили в девяностых. У графиков были два культуриста: Миша Матвеев и Володя Чернов, которые шли в первых рядах, с обнажёнными торсами. Михаил Матвеев крутил над головой огромную гайку на стальной проволоке. Салават, как истинный потомок Чингизидов, начал мастерить доспехи и щитки, из толстого картона, для рук и ног. Было несколько стычек, но поле боя, осталось за нами.

Боровск очень красивый город, живописно расположенный на холмах в долине реки. Город, защищающий Москву с запада. Боровско-Пафнутьевский монастырь, прекрасный образец крепостной архитектуры. Обычно хорошие работы после просмотров забирали в методический фонд. Из живописи с практики в Боровске у меня остался один этюд, написанный маслом на ватмане формата А2, когда кончились холсты и картонки. Несколько рисунков карандашом, шариковой ручкой и монастырь, нарисованный кистью, белилами, на покрашенным чёрной тушью листе, формата А3, собор нарисованный на бумаге, тушью, пером.

Нашу группу вёл преподаватель по живописи, Юрий Митрофанович Карпушин, а отвечал за практику старенький преподаватель по рисунку, который вёл дополнительные занятия по рисунку и наброскам в МХУ. На педсовете он рассказывал: «Прихожу в комнату мальчиков в полночь - никого!.

Прихожу к пяти часам утра - несколько человек спят, приходит, изрядно шатаясь, заместитель старосты Сафонов О-73. Через час появился Овасапов, староста группы О-73». После этого нас сняли со своих должностей.

«Я буду художником, отведи в художественную школу», - это я сказал папе, и было это в 1965 году… От роду мне было десять лет. И отвёз он меня на Кропоткинскую, в художественную школу №1, впоследствии - имени В.А. Серова. На вступительных экзаменах познакомился с Мишей Моргенштерном, выгнанным из МСХШ при институте имени Сурикова, потому как когда начинались занятия по русскому, математике и прочим премудростям, его уносило в Третьяковку, благо тогда школа была напротив галереи. Тогда я ещё не подозревал о том, что это - на всю жизнь. Выпивая, мы были единым целым, первым выпадал из бытия Мишка, когда к утру это проделывал я, он уже пребывал во вполне жизнеутверждающем  состоянии …но всё это было немного позже. А в школе - Лапин Евгений Владимирович, ученик Куприна, удивительный живописец, мастер, наш учитель. Постановки с сухими цветами, Новодевичий монастырь, ещё с роскошными кустами сирени и бельём на верёвках (тогда там жили просто люди), ещё не «засахаренное» Царицыно. Всегда рядом Евгений Владимирович. Уж что мы там красили… Однажды в Царицыно, осень, дождь, он, видимо не выдержав моих глупостей, схватил кисть и пару минут работал…уже полвека этот урок перед глазами. Всевышний и жизнь позже дали ещё один подобный подарок…

Женя Чернятин, блестящий рисовальщик, и сейчас в школе висят его ученические работы. А тогда, в 69 году, после Суриковского он пришёл в свою школу, чтобы учить нас… Как-то сказал «можешь не рисовать, бери сразу кисть…» с тех пор сразу «беру». Потом Женя потрясающе оформлял детские книги, ушёл в 45 лет…

Владимир Акимович Рожков, прошёл две мировых войны, ученик Касаткина, как-то удивительно к нам относился, при общении с ним очень точно понималось, что тебя любят… Замечательно в школе читалась история искусств: в крохотную ротонду «набивалась» наша братва, выключался свет, включался проектор… выключались мы… Ведь это происходило после обычной школы и четырёх часов рисования или крашения. Как спалось!
В 1969 в школу из «Пятака» (Московского художественного училища Памяти 1905 года) приехала…богиня. Смотрела наши картинки на предмет возможного поступления. А я смотрел на камею, на руки и лицо, отчаянно понимая, что это - из космоса... Через два года мы с Мишкой стали учениками Матильды Михайловны Булгаковой…той, с камеей… Этому предшествовал подвиг, которым горжусь. Масса талантливых ребят «ломалась» при поступлении на экзамене по русскому, Миша делал три ошибки в одном слове, сидели рядом, отмял ему все бока, вспомнил всю ненормативную лексику… он получил четыре, мы победили! Я чуть побольше, но это совсем неважно, это самая высокая оценка в моей жизни, тем более, что потом этот замечательный педагог преподавала у нас, почему-то считая, что русский и литература - самые важные в художественном училище. Четыре года на Сретенке, портвейн в «трёх ступеньках», на бульваре камень с надписью «здесь будет установлен памятник Н.К. Крупской», который каждый год после просмотра почему-то пытались утащить. Слава Богу, устоял и даже совсем потом, таки установили памятник. Курсе на третьем красил натюрморт, закончил почти, не мог «взять» апельсин и случился второй подарок: отодвинула Матильда Михайловна, взяла кисть…с ощущением своей бездарности живу уже седьмой десяток. А ещё педагоги спорили (вероятно так сейчас) стоит ли трогать работы учеников, правда Евгений Владимирович и Матильда Михайловна больше ни к кому на моих глазах не подходили…видимо они понимали -этому слов мало… И все те годы помогал Матильде Михайловне – вся наша братия изгонялась из мастерской и начиналась постановка натуры, натюрморт, обнажённая… Четыре года смотрел на это волшебство - видеть как мастер думает, ищет… а ещё бегал на Центральный рынок за селёдкой и прочим. Матильда Михайловна доставала кошелёчек с двумя крохотными шариками… понимая, что от натюрмортного фонда ученики уже озверели. Надо ли говорить, что работали запоем, ведь потом «Центральный рынок» съедался.
Борис Николаевич Малинковский мужественно пытался научить нас композиции – нескончаемый водопад идей, в его кулачище карандаш просто исчезал… Он много работал в детской книге, обожал лошадей, женщин, и нас… Много позже, заехав к нему в мастерскую, увидел на рабочем столе книгу Жени Чернятина… а ещёписал стихи, в его доме в деревне - одуряющий запах дерева, рубанки, стамески… человек - Мир, он учил нас думать. Борис Николаевич учил этому и моего сына Василия…

Виктор Афанасьевич Синев, блестящий рисовальщик, восемь лет отслуживший на флоте и приехавший поступать в Рижскую академию художеств с Владимиром Ивановичем Илюхиным (вся грудь в орденах) в 1945 году, опоздав на экзамены взяли штурмом и её. В нашу пору учения Владимир Иванович был директором училища, а ещё Борис Федорович Петров, блестящий график… дорогие наши учителя. Потом была Таманская дивизия, даже в «отстойнике», откуда забирали «купцы», мы с Мишей оказались вместе… На «чёрном» ходу штаба дивизии - этюдник, красил по ночам, офицеры знали, оберегали как-то, не сдали. Лет в тридцать нам казалось, что много умеем, оформляя библиотеку в Люберцах поспорили с Мишей (как водилось - галерея писателей) кто сколько за день покрасит. Боевая ничья, четыре - четыре. Во дураки были, это нынче месяцами холст крашу… Всегда подозревал, что время - нелинейная штука, и вот как-то раз в школе олимпийского резерва пришлось к олимпиаде красить двухсотметровую роспись и я, стоя в манеже (чтобы посмотреть целиком) лицезрел, как Мишка падал с верхних лесов… Казалось - вечность, хотя на самом деле – всего долю секунды… Хорошо настил в манеже был из дерева… Там, на стене, пасся у нас табун пегасов, так Миша объяснял принимающему м… из горкома кто такие пегасы, достав пачку сигарет «Пегас»… Раза три проделав то же самое («летая» на других объектах) понял, что четвёртый может быть с милым исходом… ушёл в книгу, плакат, журналы. Зелёный цвет нельзя - мусульманство, коричневый нельзя - фашизм, забавное время, но с какими потрясающими авторами сводила эта работа. Благодаря этим удивительным людям окончательно понял всё про свою невежественность и убогость, а это здорово помогает жить и работать. Судьба сводит с бесконечно талантливыми людьми,это отдельная роскошь в жизни.«Разные сравнения» - участие в этом проекте отношу к той же роскоши. Чему посвящён проект - свято, по большому счёту мы все из той «банки», все –сумасшедшие, все абсолютно разные, но когда «табор» художников носится с выставками по городам и весям нашей необъятной… это всегда гора мифов, историй, приключений. О каждом участнике, уже со своей судьбой художника-бесконечно… Но наш вождь (Женя Поликашин, «Поликан») безумен более других, потому полагаю проект скорее жив… Уже давно мне интереснее смотреть «что и зачем» нежели «как», это - «по способностям», как говорила Матильда Михайловна, хотя «как» у мастера это всегда безумно интересно и важно,как думает, как пластически мыслит, какой смысл пытается заложить художник. Обнажённая у Модильяни, Пикассо или Фалька… тема одна, вечная, а какие разные миры, у каждого свой космос… Евгений Владимирович Лапин всю жизнь красил одну тему — натюрморты, чаще с сухими цветами… но как! Миша Моргенштерн, обзаведясь с возрастом обликом библейского мудреца, сидит под Иерусалимом, в Псаготе и дивно думает, крася удивительные вещи - «драгоценинки», такие же, как он.

А мне кажется, что до сих пор доказываю папе, что стал художником.

Матильда Михайловна не только преподавала у нас живопись - она была нашей классной мамой (с нежностью). Какие она ставила постановки! У вас написано, что она всех выгоняла из аудитории - это не так. Меня она оставляла, и я ей помогал все четыре года. Это было волшебство. Полчаса, сорок минут, час она витийствовала. Она ничего не обсуждала со мной, но это была настоящая школа, не меньше той, что на занятиях. Никогда не забуду ее кошелёчек с двумя железными застёжками. Когда чего-то в натюрморте не хватало, она доставала три или пять рублей - по тем временам приличные деньги, и посылала меня на центральный рынок за, к примеру, арбузом или дыней, или селёдкой. И тогда мы писали такие постановки с удвоенным пылом - хотелось скорее полакомиться натурой. Лучших постановок не было ни у кого за всю историю училища, не то, что в других группах - какие-то лошадиные черепа и мастерки.

Однажды, как-то зимой Матильда Михайловна приболела, и мы пошли её навестить. С нами увязался Артем Киракосов, он учился несколькими курсами младше. Я был в тот день с большим этюдником. И вдруг Артем предложил: «Можно я понесу?». Я очень обрадовался: «Неси, дорогой!». Если учесть, что я в те годы занимался борьбой, а Артем небольшого роста, то выглядело это забавно.

Каждый год, в феврале, на день рождения Матильды Михайловны я дарил ей цветы. Иногда передавал через соседей, но буквально через час, только успевал добраться до дома, раздавался звонок, и она спрашивала и одновременно утверждала: «Это ты принес?». И сейчас, каждый год, в этот день я прихожу с цветами в её квартиру, где ничего не изменилось с тех времён, и кажется, что сейчас выйдет Матильда Михайловна, к её дочери Ольге.  Голос Ольги стал похож по звуку и пластике на голос матери, особенно это ощущаешь, разговаривая по телефону. У неё была выставка в ГТГ совместно с Ситниковым одновременно с выставкой Шишкина. Она - хороший художник, и ей присвоили звание члена-корреспондента Академии художеств. А внучка Матильды Михайловны, Наташа, окончила МГАХИ им. В.И.Сурикова, у неё был первый в истории института диплом, исполненный в манере абстрактной живописи.

Как я получал визу: поехал в посольство Израиля, а мы тогда сидели на ВДНХ, на «галерах», выпили водки, и я поехал. А там нажимаешь кнопку на входе и говоришь. Нажал я и говорю: Раб Божий Петя Ефремов. Представляешь - посольство Израиля и раб Божий. Но ничего, пустили. Там окошко, какая-то девушка, даёт какие-то бумажки, я заполнил, отдаю. Она спрашивает:
 - Цель поездки?
Говорю:
 - Водку пить…
-  ?..Где Вы жили в Израиле?
- Везде.
- ?.. (Где я только не жил - привозили в одно место, там пили, потом в другое - так и ездили с горы на гору).
 И уехал обратно на «галеры» дальше пить. Через пару часов мне звонят - спрашивают: Ты где? Объясняю… Да ты что! Тебя в посольстве Израиля по громкой связи ищут. Поехал туда вечером - у них так - утром документы, вечером виза - и дали мне визу на три года. А один мой друг, художник, еврей, у него в Израиле родители, сестра, племянники каждый раз с большим трудом получает визу на месяц…
И вот еду в Израиль. В 5 часов назначил всем встречу около метро «Площадь революции», раскрыл баул - подходят евреи, тюк-тюк-тюк, свою посылочку в баул. Набрал полную сумку, поехал в аэропорт. А там… Очередь на наш борт огромная. Ну, думаю, ребята, стоять не буду. Что-то такое вспомнилось, что есть зелёный коридор. Вижу, проход свободен, а там девушка сидит - скучает, пока все в очереди давятся. Пошел. Цель поездки? - Водку пить, и распахиваю пиджак. У меня с одной стороны бритва и зубная щётка, с другой - бутылка водки и стакан. Стакан вёз в подарок. Мне его с одного приёма в ФСБ ......, там поверху выгравирована надпись: ВЧК, КГБ, ФСБ, ну, в общем все, что там у них было. Ладно, дальше: Что везёте? - Не знаю! - ?..Объясняю: два часа назад туча евреев накидала мне в сумку свои посылочки. - А вдруг у вас там бомба? - Не, - говорю, - мои друзья хорошо ко мне относятся и не захотят, чтобы я взорвался. А, говорит, - проходи. А очередь все давится. Потом узнал, что на наш борт вообще не было зелёного коридора…
Прилетаем в Израиль. А там аэропорт так перестроили, что встречающие прыгают на улице за стеклом. А багаж мой куда-то делся. У меня и ещё у одной девчушки. Моргенштерна не пускают, а языка не знаю. И вот ходим мы там внутри. Пошёл искать кого-нибудь, кто по-русски говорит. Там стойка, две женщины, одна по телефону говорит, другая в глубине что-то делает. Обращается ко мне на их языке. Говорю: Девушка, я и по-русски с трудом. Она показывает на ту, что по телефону. Договорила, и, оказывается, русский знает, 8 лет как из России, дала нам какую-то бумажку и показывает на мужика, идите, подпишите. Я говорю: Девушка, я и по-русски с трудом. Она отвечает: Ничего говорить не надо, просто подпишите. Ну, подписал. Мне говорят: Ваш адрес записали, найдём, привезём. И даёт несколько фантиков, - так я шекели называю. Девчушку спрашиваю: Есть кому встретить? Есть. Ну, слава Богу. А Моргенштерн там за стеклом уже второй час прыгает, не знает, куда я делся, уже в Москву звонил. Спрашивает: А чего у тебя там было? - А не знаю. Посылки. - О, - говорит, - хорошо. Мы, если не найдут, напишем норковую шубу. Компенсацию выплатят, будет, что пропивать. Ну, и мы сразу в Тель-Авиве у друзей эти шекели несколько дней пропивали, а когда  добрались до посёлка, где Моргенштерн жил, нам из аэропорта мой баул привезли, выкинули из машины и уехали.

Это было потрясающе. Оно все кипело, бурлило. Была большая разница в возрасте у студентов, и после школы, и уже совсем взрослые, лет по 35 мужчины и женщины. У этих может быть способностей поменьше, зато жизненный опыт.
Внизу около гардероба стояла статуя раба. Так это место, где все встречались так, и называлось - «у раба». В гардеробе работала Агриппина Ивановна - наша общая мама. Всех подкармливала картошкой. Уже в новом здании, когда варила картошку, она так страшно обварилась. Её третировала Аделина Чернец. Вообще Лиза, Аделина - они были как бы представители администрации - многих они в те годы выгнали. Помню, был какой-то очередной юбилей МХУ, а я тогда здоровый был, борьбой занимался, и меня с двумя пацанами Лиза поставила следить за порядком. Ну, чтобы там здание не сожгли, не передрались. Справился я. МХУ уцелело, но устал страшно. А на следующий день - на тебе - субботник. Было тогда такое. Ну, делать нечего, пришёл, сижу в комнате комитета комсомола, сил никаких. И тут Чернец: Ты почему тут сидишь? Иди на второй этаж полы мыть! - Иди ты на ..., - отвечаю. Я вчера за всех выложился, а ты - полы мыть. И была картина. Меня держат, стоит ряд педагогов, а за ним прыгает Аделина и вопит, что она двадцать лет в училище работает и её ни разу никто не посылал. Но, меня не выгнали. Матильда Михайловна и другие педагоги отстояли. Буфет там был маленький, как мои четыре кухни, несколько столиков влезало. Буфетчиц было двое, не помню, как звали. Но зато всегда в самоваре был чай, правда, чаем это не назовёшь, и стоял бачок нарезанного бесплатного хлеба.

Когда у Бориса Николаевича случился инфаркт, спас его, фактически, мой сын Васька-......... Он тогда учился в МАХУ на первых курсах, потом не закончил и поступил в Суриковский. Он с другом, тоже из училища, были у Малинковского на даче в деревне ….

И куда-то они намылились, открыли окно и тихонько слиняли. Окно прикрыли и ушли. А деда тогда и хватил инфаркт. И жара была. Когда он чуть-чуть очухался, подполз к окну. А сам потом рассказывает: «Понимаю, что открыть не смогу. Ну, навалился на него, а оно и распахнулось. И как раз сосед мимо шёл. Я подал голос, он сразу за другой соседкой, а она медсестра, сбегал, неотложку вызвали». И вот уже пять лет с тех пор прошло. А все Васька…

Малинковского пригласили на юбилей, а никто и не подумал, как он до училища добираться будет, знают ведь, что еле ходит. Ну, приехал я к нему, взяли такси, доехали. Отдали 1200 рублей. У деда были ещё какие-то деньги, у меня пара тысяч. Ну, он в магазине в училище лак купил, выпили. А тут услышали, что книжки продают, а денег уже мало - ещё обратно ехать. Это уже потом Серега Колокольчиков приехал на машине, и нас отвёз. Я Деду на крыльцо стул вынес, а Серега пошёл в училище хоть полчаса поговорить с ребятами. Дима тогда Борису Николаевичу альбом и подарил. А до этого его директор к себе в кабинет пригласил. Оказывается у него там тоже был стол накрыт. Дед меня спрашивает: «Как ты думаешь, зачем он меня зовёт? Может денег даст?» Я только плечами пожал: «Идите, узнаете». Потом покрутился по училищу, встречаю Деда, спрашиваю - ну как? А никак, рюмку с ним выпил и все. А ещё через некоторое время директор приглашает меня к себе. А у него Толик Любавин сидит. Это сейчас он ректор Суриковского и все прочее, а для меня просто Толик. Мы давай обниматься. А потом я директору говорю: Борис Николаевич знаете, что подумал, для чего вы его пригласили. Он думал, вы денег ему дать хотите. (И тут этот, как его, Анатолий Егорович делает жест как будто лезет в карман пиджака за кошельком). Не надо, - говорю, - уже не надо. Все уже решили и без вас. Но как обидно. Человек 40 лет проработал, а вы приглашаете и не можете даже машину прислать или такси оплатить. Позор!

Года два назад ушла Татьяна Борисовна (жена Б.Н.Малинковского). Она тоже в училище в одной группе с Борисом Николаевичем училась. Ну, Дед и затосковал. И с дочерью Ольгой они что-то поссорились. Он мне звонит и говорит: «Хочу, чтоб ты меня к себе забрал. И никому говорить не буду». Отвечаю: «Забрать - не вопрос. А Ольге сказать надо. Она иначе с ума сойдёт, куда отец делся». «Ладно,- говорит,- записку оставлю». Договорились, что через пару дней его заберу. Приезжаю, как договорились, берём машину, едем ко мне в Измайлово. И что ты думаешь, у нас в доме лифт ломается раз в полгода, и тут он как раз сломался. А этаж седьмой. Деда мне на себе не дотащить. И что ты думаешь? Он поднялся! Конечно, мы отдыхали, болтали, но он поднялся. И такой гордый был собой - не ожидал сам от себя, что так может. Потом попросил разрешения свою знакомую ещё по работе на ВДНХ позвать, она где-то недалеко в Измайлово живёт. Пришла она часов в 12 и просидела до 10 часов вечера. Я уж несколько раз в магазин уходил, то за хлебом, то за водкой, то ещё за чем, чтобы старикам не мешать, а они все говорят. Ещё день живём. С работы я отпросился, я тогда на «галерах» работал, сказал, что меня неделю не будет и все. А ещё через пару дней Борис Николаевич забеспокоился, по дому заскучал. Ну, я Ольге звоню: «Клиент готов!»
Хорошо, что он съездил, сменил обстановку. Отдохнул.